– Да? – Настя подозрительно на меня посмотрела.

– У нас все быстро заживает. Так что к этим сволочам у меня свой счет… и заигрывать с ними я не стану. Но и воевать с ними мы не можем. Ваши глупые детские налеты… чем кончились? Тем, что я положил этих мальчишек. Ну, даже захватили бы вы меня, или Феликса, или Цая… еще кого? Что с того? Пришли бы функционалы с Земли-один, сделали бы новых полицейских. Надрали бы вам уши. Кого в Нирвану, а кого и в расход.

Настя каким-то детским жестом потерла коленку. Спросила:

– Так что, ты с ними не воюешь?

– Нет. – Я покачал головой. – Плетью, знаешь ли, обуха не перешибешь. Я – пас. Я буду работать на своей таможне. А в окно на Землю-один стану выливать помои и показывать оскорбительные жесты – пока им не надоест и они не закатают башню в бетон снизу доверху. И… если ты хочешь… можешь у меня поселиться.

– Очень деликатное предложение стать содержанкой, – фыркнула Настя. – Что, я выгляжу шлюхой, да?

– Нет. Ты мне нравишься.

– Спасибо на добром слове. Нет!

– Что нет?

– Мой ответ «нет»! Я не собираюсь сидеть словно мышь под веником! Получится у нас с Иллан, не получится – все равно мы будем бороться! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

Прозвучало это смешно, наивно, но абсолютно искренне. Я вздохнул. Кажется, спорить тут было бесполезно… И в этот момент от двери донеслось:

– Зря вы так, девушка.

Я повторил ту же ошибку, что передо мной совершили Настя с Михаилом. Дверь оставалась открытой, чем и воспользовался незваный гость.

Было ему лет сорок, и выглядел он совершенно невинно. Грузный, в сильных очках, с ощутимой залысиной. В руках он неловко сжимал мокрую шляпу – вы часто видите на улицах людей, которые носят шляпы? Простенький серый костюм в брызгах дождя, заляпанные грязью ботинки и плохо завязанный галстук довершали картину. Такими бывают школьные учителя из числа старых холостяков, живущих с мамой и монотонно бубнящих детям о важности образов Базарова и Обломова.

Вот только он был функционалом.

– А вы еще кто? – воскликнула Настя, соскакивая с табуретки. – Что за день открытых дверей?

Я тоже встал, занимая позицию между девушкой и «учителем».

– Это функционал-полицейский, – сказал я. – Наш, московский.

Полицейский кивнул:

– Вы совершенно правы, Кирилл. Извините, что я так, без спроса… работа такая. Вы же понимаете. Меня зовут Андрей. Кстати, очень приятно познакомиться!

– Вот и заходили бы в гости, – сказал я. – Башня у «Алексеевской», прием круглосуточно.

– Не получится, увы. Далековато для меня, оторвусь от функции. Я по юго-западу работаю, но тут попросили помочь… – Андрей виновато улыбнулся. – Собственно говоря, сложившаяся ситуация мне крайне неприятна, в чем-то даже отвратительна…

Я посмотрел на Настю. Ага. Губы-то дрожат. Кажется, проняло!

– Что вы хотите сделать? – спросил я.

– Мне надо решить вопрос с девушкой. – Он виновато развел руками.

– Феликс обещал, что она может остаться у меня, – быстро сказал я. – Вы знаете Феликса?

– Нет, но это не важно. Ваш Феликс прав, конечно же. Поймите, я совершенно не против, если такая симпатичная молодая девушка будет жить… с вами. Меня послали поговорить с ней и попросить ее быть более благоразумной. Но я, к сожалению, слышал ее высказывание. Очень поэтичное – о мыши под веником, о жизни на коленях…

– Давайте попробуем исправить ситуацию? – Я доброжелательно улыбнулся. – Вы выйдете за дверь, снова зайдете, а я опять задам Насте вопрос?

Мужчина задумался. Потом пожал плечами и с энтузиазмом произнес:

– Почему бы и нет? Вы поймите, мне совсем не нравится эта работа! Я ведь историк по образованию, можно сказать, архивная крыса. Сижу в пыльной каморке, листаю старые документы, нахожу в этом огромное удовольствие. Массу любопытных открытий сделал, между прочим! Опубликовать ничего не могу, в журналах меня тут же забывают, письма не доходят, файлы стираются – ну, понимаете, обычные наши проблемы. Но ничего, для меня сам научный поиск – уже награда! А эта работа – она ведь для совсем другого склада характера людей… Я сейчас!

И он вышел.

Я посмотрел на Настю.

– Клоун какой-то, – тихо сказала Настя.

– Это функционал-полицейский, – сказал я. – Он нас обоих тонким слоем по потолку размажет. Поняла?

В дверь постучали – и полицейский вошел снова. Стал протирать очки рукавом пиджака.

– Настя! – громко сказал я. – Давай-ка плюнем на этих самодовольных снобов с Земли-один? Ты бросишь все эти детские игры в подполье и переедешь ко мне. У меня там есть море. И хороший ресторан поблизости.

Андрей просиял, подслеповато щурясь, кивнул. Нацепил очки и выжидающе посмотрел на Настю.

– Я тебе уже ответила, – тихо сказала она. – Нет. Я не собираюсь мириться с оккупацией.

– Ну вот, – горько сказал Андрей. Нахлобучил на голову мокрую шляпу. – Почему молодость всегда так глупа и необузданна? Почему мне достается вся эта грязь, вся эта мерзкая погода, все эти отвратительные действия…

Он пошел к Насте – неторопливо, вытирая на ходу руки о полы пиджака, будто у него внезапно вспотели ладони. Впрочем, он такой и был весь – мокрый, липкий, то ли от ливня, то ли от пота.

– Стойте, – сказал я. – Андрей, остановитесь! Вы же взрослый умный мужчина! Она глупости говорит! Я ее сейчас заберу, она поживет у меня и опомнится!

– Не могу, – грустно сказал он. – Такова моя функция. Не препятствуйте, Ки…

Я ударил его в живот. Ногой в прыжке – ударом, который используют только герои восточных боевиков.

Андрей отлетел назад, к двери. Зашатался, но удержал равновесие. Я уже стоял в стойке – не знаю, как она называется. Наверное, у мудрых японцев и китайцев как-нибудь да называется – «пьяный журавль», «гадящий медведь» или «глупый функционал».

– Ты не прав! – сказал Андрей с обидой. – Ты что делаешь? Мы же свои! Мы функционалы, мы должны помогать друг другу!

– Пошел отсюда, – сказал я. – Выметайся. Я ее не… Теперь договорить не удалось мне. Следующие десять секунд мы кружились между колоннами, осыпая друг друга ударами. Я получил несколько очень болезненных ударов в грудь, причем у меня сложилось нехорошее ощущение, что полицейский пытается сломать мне ребра над сердцем. Зато у Андрея очки превратились в крошево торчащих из лица стекол, а на правой руке все пальцы торчали веером под неестественными углами.

Боли, похоже, мы не ощущали оба.

В какой-то момент я обнаружил, что мы стоим напротив большого французского окна, крепко держа друг друга за руки и пытаясь ударить противником о стекло.

Но у нас обоих это не получается.

– Дурацкая ситуация, коллега! – сказал Андрей, помаргивая. Из правого века у него торчал осколок очков, и я с содроганием понял, что при каждом движении века стекло скребет по глазному яблоку. – Я очень далеко от своей функции и поэтому значительно слабее, чем должен быть. У нас ничья, пат!

– Уходи, – ответил я. – Уходи и оставь нас.

– Но я не могу, ты должен меня понять!

– Я никому ничего не должен!

На лице Андрея отобразилось уныние.

– Тогда мы с тобой будем бороться, пока не появится кто-то третий. Верно?

– Верно, – сказала из-за его спины Настя и со всего размаха обрушила на его голову чугунный казанок.

Чугунный (да пусть и алюминиевый) казан – это вам не тефлоновая лохань с патентованным многослойным дном. Казан – это тайное оружие азиатов, надежный боевой друг татаро-монголов, незаменимый спутник и неприхотливого туриста, и городского любителя вкусно покушать. Он не нуждается в антипригарных покрытиях сомнительного происхождения и моющих средствах, которые растворяют жир даже в холодной воде, ёршиках и щетках. У бывалого казана нагар заполняет все его поры и образует гладкую, блестящую чёрную поверхность, хранящую в себе ароматы былых пловов, запечённого мяса, шурпы и всех тех яств, что тот казан видывал на своём веку. В хорошем старом казане самая простая еда превратится в блюдо из сказок «Тысячи и одной ночи». А сам казан со временем становится всё тяжелее, неся на своей поверхности антрацитовые следы истории.